Проблемы этногенеза и этнической истории народов вообще и монгольской группы в частности естественно продолжают волновать не только представителей этих народов, но также и широкую общественность, и ученых разных специальностей.
В последние годы интерес к проблемам монголоведения в мире возрос чрезвычайно. И это связано не только с возросшими возможностями ознакомления с результатами работы монгольских ученых, но также и с более тщательным использованием ранее выполненных публикаций и исследований фольклора.
Одним из наиболее интересных периодов истории народов (и соответственно одним из существенных этапов их этногенеза) остается период становления классового общества, становления и развития государственности.
Приходится при этом постоянно иметь в виду тот факт, что процесс становления государственности, как и сама этническая история «кочевых» народов монгольской и тюркской групп, не представляет собой последовательно эволюционной линии непрерывно нарастающего прогрессивного типа. Скорее можно выразить характеристику этнической истории монгольского (или монгольских) и тюркского (или тюркских) народов как некое пульсарное излучение, в ярких вспышках которого проходят перед исследователем то как усиление активности (с гиперстеническим расширением границ этнической территории), действительной или видимой всеобщей или относительно частной консолидацией. Эти вспышки перемежаются глубокими провалами, затуханием активности, сужением границ территории, дроблением ее (соответственно деконсолидации этнической), распылением этноса. Впрочем, распыление этноса характерно в еще большей степени для периодов исторической гегемонии (и распыление это порой резко отрицательно сказывается на судьбах самого монгольского народа).
220

Сложность «этнонимической» терминологии калмыков вы звана переплетением трех различных иерархических линий: родо-племенной, военной и административно-территориальной.
На мой взгляд, важно разобраться в каждой из них. Я начну с военной.
Распыление этноса в «плюс-периоды», продолжая космо-сравнение, часто подобны выбросу за пределы общемонгольского ареала. При этом нормой оказывается возврат к давним, традиционным формам общественной и военной организаций (хотя содержание их стало уже иным: социальная структура из распадающейся родо-племенной уже стала территориальной феодальной, военная структура из народного ополчения стала территориально-армейской). Сохранение наименований отдельных звеньев социальной и военной иерархии прикрывает их новую сущность. Попробуем проследить этот процесс трансформации на различных его этапах. Но сначала несколько общетеоретических положений.
Всякое нормальное общество с родо-племенной социальной структурой представляет собой сумму взаимосвязанных (хотя и относительно самостоятельных) коллективов. Взаимосвязь в период расцвета дихотомична (2, 4, 8; затем возможны соотношения 2, 4, 6). А к концу развития, к периоду начала распада родо-племенных связей схема связей триадна (3, 9). Производственное и социальное бытие коллективов возможно только при четком выделении возрастных группировок (частично совпадающих с брачно-классовыми). Число возрастных групп постепенно нарастает (так, например, у населения горных районов о. Тайвань существовали возрастные классы, объединявшие всех сверстников каждых трех лет, и переход в следующий возрастной класс оформлялся одновременно для всех трехлетий раз в три года). Но основных возрастных группировок три: производственники, допроизводственная группа и послепроизводственная.
Следует отметить, что в этнографической литературе постоянно утверждение, что возрастными группировками охватывались только мужского пола члены рода или племена. Это не верно: женщины могли быть не только равноправными членами своего возрастного подразделения, но даже составлять свои, более весомые в данном обществе, чем мужские возрастные классы (например у нага Индии и Бирмы). У нага племени ао зарегистрированы и девичьи, запретные для мужчин Дома). В дальнейшем происходило чрезвычайно важное для развития общества выделение возрастных групп юношей. (Условный термин для обозначения этой группы не очень точен: «предпроиз-
221

водственники») (и пожилых людей) термин «послепроизводственники», применяемый к этой группе, имеет своеобразный оттенок; заменить его термином «старики» нельзя, т.к. это наиболее опытные производственники, но не участвующие в процессе производства лишь на правах руководителей и «контролеров».
Разделение функций между возрастными группами в родо вой общине предусматривает и возможность всеобщей занятости, демократического единения всего коллектива в момент необходимости (с отказом при этом от полового разделения труда и нарушением большинства возрастных рамок, с введением на это время ряда запретов.) Функция защиты этнической территории в целом была делом такого всенародного ополчения. Защитой основного поселка родовой общины (равно как и его отпочкований, если расселение, как, например, в районах расселения тямов имело хуторской характер) стала обязанностью молодых мужчин и юношей. Однако в состав инициации юношей очень рано стало входить участие в набегах на враждебные поселения (у племен Новой Гвинеи существовали даже традиционно враждующие селения). А организация таких набегов требовала не только смелости, но и тактических навыков. В ходе этих набегов выявлялись не только «храбрейшие», но и «мудрейшие» воины. Постоянное участие этих опытных, профессионализирующихся воинов в какой-то мере могло предуготовить успех набега. Они становятся и хранителями военного искусства; в их памяти фиксируются приемы ведения боя, войсковые порядки (построения войска в нападении и обороне.)
Профессионализация в области решения межэтнических от ношений военным методом превращает войну в мужское дело. Женщина отодвигается при этом в самые малопочтенные при родо-племенном строе области военной организации: обоз и госпиталь-лазарет. Считая, что женщины вносят в ряды воинов раздоры, мужчины создали «тайные» мужские союзы (хотя сомнительная часть изобретения «тайных союзов» принадлежит в Азии женщинам, но именно период распада родо-племенного строя, период «военной демократии», знаменитой быстрым ростом тайных союзов), членство в различных подразделениях которых отражает не только пол и возраст (принадлежность к мужчинам, прошедшим посвящение во взрослые — «инициацию»), но и все более резкое имущественное расслоение.
Сложный социальный институт — группа воинов-защитников рода — это первый, демократический путь развития военной организации того времени. Но был и другой путь. Это путь узурпации власти. Поначалу временный военный вождь, из-
222

бранный за свои личные, полезные обществу качества, использовал свой авторитет для продления полномочий, для закрепления дружины, готовой к набегам с грабительской целью. Дружина лично ему обязанных воинов обеспечивала вождю и возможность вырваться из оков родо-племенных связей и обязанностей. А затем и накопление награбленных ценностей в его роде, а потом в семье. Тем самым достигается и отрыв от всяких форм обязательного при родо-племенном строе уравнительного распределения материальных благ (в том числе от «потлача»). В степных скотоводческих обществах Азии вождь, претендующий на центральную роль в системе власти формирующегося государства, как правило, стремился развернуть дружину в более мощную и по численности и по оснащенности воинскую силу — гвардию.
Известный советский исследователь социальных отношений коренного населения Северной Америки — Ю.П. Аверкиева, пишет о роли мужских союзов и дружин: «(они) представляли собой более высокую и более позднюю, выросшую из родового строя форму общественной организации. Развитие ее на по следних этапах истории степных племен было, несомненно, связано с развитием военной демократии.
Как показывает история этих обществ, они сыграли роль могильщиков родового строя, превращаясь в органы власти имущей родо-племенной верхушки» (Аверкиева, 1970, стр. 120). Таким образом, Ю.П. Аверкиева устанавливает как бы слияние двух намеченных выше линий, как бы идентичность дружины и мужского союза. А вместе с тем, она пишет далее: «В отличие от степных кочевников у полуоседлых племен низовий Миссури военная структура приспосабливалась к сохранявшейся у них «родовой» структуре». (Аверкиева, там же). Разбирая материалы Дж. Дорсея о полукочевых племенах нижней Миссури — омаха, понка, канза, оседжей, Ю.П. Аверкиева указывает, что Дорсей: «устанавливал, что военные функции у них вы полняли определенные роды (подчеркнуто мной. Г.С.). У омаха, например, род Оленя руководил военными делами племени, хотя в войнах участвовали и члены других родов. У канза два рода составляли военную фратию, хотя не все воины были обязательно членами этих родов. У оседжей в летнем кольцевом лагере все роды по правой стороне были военными родами (подчеркнуто мною. Г.С.), но первые два от входа выполняли функцию полицейских или солдат. Дорсей, как видим, различает три группы воинов у этих племен: 1) воины — члены военных родов, представляющие, видимо, регулярное войско племени; 2) воины — члены военных родов, но исполняющие специ-
223

альные функции «полицейских», т.е. функции органа управления племенной верхушки; 3) воины-ополченцы, принимающие участие в войнах, не будучи членами военных родов. У полуоседлых же племен верховий р. Миссури (манданов, арикара, хидатса) существовали возрастные мужские общества как единицы их военной системы». И далее Ю.П. Аверкиева многократно упоминает то общее, что было присуще по-существу всем «племенам» при всей специфике частных форм их военной организации (и военизированной общей структуры) — кольцевому лагерю (стр. 114, 129, 132—133 и др.). Большой интерес представляет для нас такое указание: «В центре кольцевого лагеря разбивался большой шатер «тиотипи», «шатер шатров» по-дакотски. Сооружали его женщины, покрышку шили из самых лучших кож самые искусные кожевницы племени. Женщины же снабжали тиотипи водой, топливом, самыми лучшими кусками привезенного охотниками мяса, но сами не смели в нее входить. Тиотипи считалась священной. В задней части ее устанавливалась священная трубка — знамя Оглала, там же хранились две связки черных и красных палочек, по которым велся учет воинов орды... Тиотипи была средоточием политической власти орды (подчеркнуто мною... Г.С.)» (Аверкиева, 1970, 133).
Материалы по военной организации и военному быту народов монгольской и тюркской групп, к которым в своей работе часто обращается и Ю.П. Аверкиева, казались бы куда более детальны и куда более известны. Но... и терминология и характеристика их деталей (а следовательно, и общее осмысление) до сих пор остаются предметом дискуссий.
Известно, что первые сведения о монгольских народах уходят корнями в седую древность (см. докторскую диссертацию тов. Сэр-Оджава). Весь длительный путь их истории монгольские народы прошли в тесном контакте с народами алтайской семьи: тюрками — на западе и на юге, с тунгусами и маньчжурами на востоке (по-видимому, сюда же можно отнести их контакты с народами, условно включаемыми в алтайскую семью: древними корейцами и предками японцев). Кроме того, постоянно было общение и с другими народами Центральной и Восточной Азии: предками китайцев (и самими хань), тибетцами и др. Известно также, что монгольские народы за этот длительный период не раз создавали свою государственность. И хотя государства сяньбийцев и киданей в своей административ ной структуре и социальном составе были («близки китайским образцам» или просто копировали китайскую административную систему), но основой молодой государственности, опорой
224

правящей верхушки всегда была военная организация, выросшая из военного строя, «военной демократии».
Достоверно известно, однако, только военная организация периода предшествовавшего так называемому «чингисову объединению» монгольских народов, т.е. конца XII — начала XIII вв. Демократическое военное устройство носило для каж дого из монгольских народов трехраздельную структуру: знакомые нам левое крыло, правое крыло и центр, при обязательном круговом характере куреня — общего расположения на стоянке или перерыве между кочевками.
Известно также, что хозяйственная характеристика монгольских народов была различна. Наиболее часто встречается упоминание о наличии степных и лесных народов. Хозяйственная характеристика лесных народов характеризовалась охотой, рыболовством и скотоводством полукочевого типа. Однако и в составе степных народов были представлены общества с различной экономической основой. На востоке встречались полуоседлые народы, знавшие относительно развитое земледелие (один из таких народов — предки дахуров). Среди народов широкой степной полосы севера Центральной Азии многим издавна известно рыболовство; одни из них ловили рыбу и потребляли ее, другие ловили и заготавливали с тем, чтобы использовать в обмене (к последним, по-видимому, можно отнести предков нынешних монгоров—«ту»). И само скотоводство также было различным по стабильности угодий. Исследования монгольских ученых и советско-монгольской экспедиции под руководством С.В. Киселева обнаружили сеть древних монгольских городов и стабильных зимников, предполагающую отгонный характер скотоводства или точнейшим образом рассчитанную орбиту циклического кочевания.
Предполагается с полным основанием (как это имеет место почти вплоть до наших дней), что отдельные монгольские на роды в своем социально-экономическом развитии шли к созда нию классового общества и государства различными темпами. Наиболее быстрым был процесс развития обществ с развитым скотоводческим хозяйством. Как правильно указывает И.Я. Златкин, такие общества в своих экономических отношениях были непременно связаны обменными отношениями с оседло-земледельческим населением немонгольского этнического про исхождения, а также пониманием доходности войны и грабежа (что присуще на этой стадии в сходных условиях большинству народов мира).
Естественно, что постоянные военные методы решения меж этнических отношений приводили к накоплению опыта в воен-
225

ном построении в период нападения и обороны, появления специализированных подразделений не только возрастного, но и структурного (определенные роды в племени) характера.
Процесс борьбы за общемонгольскую консолидацию выявил наличие нескольких центров с более или менее одинаковой военной структурой. Не только «чингисово племя», но также найманы, кереиты и др. имели в своем составе военные дружины - опору узурпирующего власть вождя. По-видимому, у многих народов вожди уже начали проводить вербовку особо отличившихся воинов в охранные отряды гвардии, а наиболее опытных воинов — знатоков тактики в состав совета. Известно, что лишь убедившись в возможности своей победы Чингис-хан приступил к формированию армии. В параграфе 191 «Сокровенного сказания» говорится: Понравилось это слово Бельгутая Чингис хану... Произвели подсчет своих сил. Тут он составил тысячи и поставил нойонов, командующих тысячами, сотнями и десятками (формирование 10 тысяч — туменов или «тем» пришло значительно позднее). Закончив составление тысяч, сотен и десятков, тут же стал он отбирать для себя в дежурную стражу, кешиктенов: 80 человек кебтеулов, — ночной охраны, и 70 человек турхаудов, дневной гвардейской стражи. В этот отряд по выбору зачислялись самые способные и видные наружностью сыновья и младшие братья нойонов, тысячников и сотников, а также сыновья людей свободного состояния (уту-дурайн; при этом, однако, не соблюдался и единообразный этнический отбор, т.к. командирами могли быть и не монголы. (Г.С.). Затем была отобрана тысяча отборных богатырей: (призванных) сражаться перед его очами, а в обычное время состоять при нем турхах-кешиктенами». (Козин, стр. 144).
Лишь после победы над врагами монгольского и немонгольского происхождения, т.е. после объединения «под своею рукою», как мы читаем в параграфе 202: «Когда он направил на путь истинный народы, живущие за войлочными стенами, то в год Барса (1206) составился сейм и собрались у истоков реки Онона. Здесь воздвигли девятибунчужное белое знамя и нарекли ханом Чингис-хана». (Козин, 158). А он в благодарность за верную службу: «назначил 95 нойонов-тысячников из Монгольского народа, не считая в этом числе и таковых же из Лесных народов».
Можно было бы ожидать, что стройная по своей иерархической системе и дисциплине армия сохранится надолго и после смерти Чингис-хана, стерев из памяти участников военных операций такого масштаба военно-демократический трехраздельный строй. Однако это не так. Сразу после смерти Чин-
226

гиса, как сказано в параграфе 269: «В год Мыши (1228) в Керуленском Кодеу-арал'е собрались все полностью: Чаадай, Бату и прочие царевичи Правой руки; Отчигин-нойон, Есунге и прочие царевичи Левой руки; Толуй и прочие царевичи Центра; царевны, зятья (в качестве «гурген» — зятьев Золотого рода выступали ойраты... Г.С.). Они подняли на ханство Огодай-хана, которого нарек «Чингис-хан» (Козин, 191). Огадаю были переданы гвардейцы и охранная стража (кептеулы, стрельцы-хорчины и турхауты — всего 10.000 человек. «Точно таким же образом он передал во власть Огодая и Голун улус (удел Центра)». (Там же).
Но и в более поздние времена (в период, справедливо характеризуемый Б.Я. Владимирцовым, как эпоха развитого феодализма) XIV—XVI вв. в различных государственных образованиях отдельных монгольских народов и временных их объединений сохранялось трехраздельное деление войска по традиционным Левому, Правому крыльям и Центру. Поскольку монгольские народы «глядят на юг» (ойраты — на юго-восток, то Левое крыло соответственно было всегда восточным) («зюн гap»), а Правое крыло — («барун-гар») — западным. Вариабелен по своей структуре Центр («дондо»). Он мог включать кроме «шатра шатров» — ставки хана или другого правителя также арьергардное и авангардное для всего войска «воинские порядки», т.е. построения типа клина или «морды» (хошууд) и т.д. Тот факт, что при общемонгольском войске отдельные подразделения монгольских народов сохраняли свою войсковую триадную организацию подтверждается наименованием «Зюнгарского царства», у ойратов — западных монголов, т.е. там, где можно было бы ожидать лишь наличие «барун гар», Правого крыла.
Эту триадную военную организацию, равно как и наименования различных воинских строев, предки калмыков — ойраты «Четырехсоюзные» (дурбен-ойраты) принесли с собой в пределы России в период их переселения — первая половина XVII в.
Российской окраинной администрации наименования воинских подразделений и частей военной организации были восприняты как наименования племен и как к племенам российская администрация применила привычные ей по Сибири и по малым народам Приуралья нормы отношений. Следует сказать, что формирование калмыцкой народности было той благопрятной почвой, на которой условные «племена» и «роды» (фактически это уже были удельно-феодальные государственные образования) проявили себя как некий, своеобразный этнообразующий фактор. Пережиточно наименования частей воинской организа-
227

ции сохранили бытование до начала XX в: в составе торгутов Эркетеневского улуса (род «зюнгар» Гайдукского аймака) и в составе Багацохуровского улуса («барунова рода») — 10 аймаков и «зюнева рода» — 9 аймаков. В том же Эркетеневском улусе был «дунд-хапчинский» род (от слова «хапчх» или «хавчх» — зажимать в кольцо: т. е. Центральное кольцо).
Обратимся теперь к примерам из истории народов материковой Юго-восточной Азии. Наиболее полную картину можно представить по Таиланду. Подобно тому, как монгольские на роды двигались на Запад, шло продвижение тайских народов к югу. Начавшись в середине 1 тысячелетия до н.э., это движение получило видимое очертание лишь через тысячелетие. Первые тайские государственные образования, еще сохранившие военно-демократический характер, известны в V—VII в. н.э., но и последующие пять столетий не внесли существенных изменений в характер самого процесса: как и у других народов намечалось лишь стремление военных вождей вырваться из рамок родоплеменного строя с помощью создания внеродовых, лично от вождя зависимых дружин (а также советников, мудрецов, богатырей — зачинателей боя и т.п.).
К XIII веку создаются условия выявления трех сильнейших царств, а затем и одного ведущего, способного к сопротивлению южным манской и кхмерской державам. В этом основном царстве военный быт остается главенствующим, но явно бытовавшее ранее трехчленное деление всеобщего ополчения претерпевает изменения: в периоды, когда «всенародного» (т.е. охваты вающего все свободное население) призыва к оружию нет, все таи (синоним «свободных») делятся на «правую» — военнообязанную, несущую прямую воинскую повинность и занятую в военных делах косвенно, т.е. в «военных ремеслах» саперно-дорожном деле и т.п.) и «левую», несущую гражданскую службу, половины.
Военными командовал Калахом, гражданскими — Махадайя. Центр же (ставка, зона размещения гвардии) превратился в королевский домен, первоначально охватывавший лишь столицу и прилежащие к ней области.
Реформы военного и гражданского управления (известны три существующих узаконения: начальный 1275 г. и 1454 г., реформы Раматибоди II — 1518 г. и административная реформа Чулалонгкорна (Раммы V) — 1892 г. сводились по существу к а) установлению факта неравномерности социально-экономического развития центра страны и ее окраин, а соответственно этому дифференцированное управление ими, в частности со хранения на окраинах традиционных триадных форм военной
228

организации; б) создание кромов или крамов): первоначально трех: крома Калахом — военного, крома — Пракланг (гражданских работ) и крома Нагарапала (Мыан) — управления столичным округом и двором. Позже кромы дробились, число их к XIX в. выросло до 16 и многие из них, прежде чем превратиться в министерства по европейскому образцу, обрастали дополнительными канцеляриями; в) в усиление королевского домена и власти министерства Двора. Интересные сообщения о народах Бирмы включают сообщения о выделении из традиционной военной организации собственно бирманцев приграничных частей (см. работу М.Г. Козловой), а также сообщение о наличии у чинов 36 родов — «сзоо», судя по названиям которых большинство из них представляли собой специализированные организации ремесленников, обслуживавших нужды военной организации, подобных таиландским «му» (см. Народы Юго-восточной Азии и мои полевые материалы).
Пожалуй, наиболее интересный пример сохранения традиционного триадного членения государственного аппарата управления и, конечно, войсковой организации (включая само расположение казарм частей дворцовой охраны, гвардейских частей, арсенала и т.п.) давала средневековая Япония. Помимо сообщений средневековых источников типа «Кодзики» (издан А.Е. Глускиной в переводе и с исчерпывающими комментариями в 1971 г.), где сообщается о докладе «Правого» и речи «Левого» министерств (см. т. I, Кодзики, примечания к песне № 1027 и др., стр. 603) существует особый труд, подобный китайскому «И-ли» из «Ли-цзи» классического пятикнижия. Этот труд издан в переводе и с комментариями к тексту и к чертежам в 1927 г. в трудах Дальневосточного Восточного Института Хиониным. Исследователь найдет здесь полный набор терминообозначающих воинские строи, особые части, титулатуру и т.д. Остается лишь поражаться, с какой тщательностью хранились и искусственно поддерживались термины уже не бытующих социальных форм, жизненно вряд ли необходимых даже в период расцвета феодальных отношений.
Перейдем к выводам:
1. «Специфичная» военная трехраздельная организация (с выделением: Правого крыла, Левого крыла и Центра) не составляет особенностей не только народов Алтайской семьи, но и народов Азии. Однотипность развития различных отрядов человечества в сходных условиях обеспечила триадной воинской организации мировое поистине распространение.
2. Для многих народов мира «военная демократия» была необходимым условием периода, переходного от родо-племен-
229

ного строя к классовому обществу. «Мужские союзы» («мужские общества») выступали в роли «могильщиков родового строя», превращаясь в органы власти имущей родо-племенной верхушки.
3. Вместе с тем спецификой монгольских народов в этом отношении было наличие двухпланового триадного деления войска: общемонгольского и одноэтнического (с одной и той же триадной структурой, с одними и теми же терминами). При этом не специфичным было длительное сохранение кольцевой формы лагеря (демократического кольца, с «шатром шатров» в центре).
4. Периодически возникавшая временная консолидация периодически возвращала формы войсковой организации, соответствующие иерархии регулярной армии. Но периодический распад единства приводил к возврату военно-демократической структуры. При этом в ходе этнической истории отдельных народов эта структура могла играть роль этнообразующего фактора (хотя сами ее подразделения лишь прикрывали новые феодально-удельные компоненты общества.)
5. Большой историко-культурный интерес представляют формы трансформации триадной «воинской организации» у оседлых народов Азии.

ЛИТЕРАТУРА

1. Ю.П. Аверкиева. Индейское кочевое общество XVIII—XIX вв. М., 1970.
2. Bowers. Mandana social and ceremonial organization, Chicago, 1950.
3. Bowers. Hidatsa social and ceremomal organization, Bull, № 149, BAE, 1965.
4. Владимнрцов Б. Я. Общественный строй монголов. Л., 19.
5. I.О. Dorsly. Sionan sociology, 15-th AR BAE, 1897.
6. И.Я. Златкин. Джунгарское ханство.
7. Кодзики, том 1—3, перевод и комментарии А. Е. Глускиной, Москва, 1971.
8. Козин С.А. Сокровенное сказание, М.—Л., 1941.
9. Козлова М.Г. Бирма накануне английского завоевания. М., 1962.
10. Народы Юго-восточной Азии: глава Бирманский Союз. М., 1968.
11. Н.В. Ребрикова. Очерки новой истории Таиланда. М., 1966.
12. S. Riggs. Dakota gramma fexfs and etnography, Chicago, 1898.
13. Сборник. Современный Таиланд (исторический очерк Э.О. Вердин). М., 1958.
14. Хионнн. Японские военные учреждения и их распределение. Записки Восточного Института. Владивосток, 1927.
230

обсудить на форуме

to the library | номын сан руу | в библиотеку