Фердинанд Антони (Антони Фердинанд, Антон Мартынович) Оссендовский (1876–1945) – известный польский писатель, химик, геолог, путешественник и авантюрист. Он родился в Российской империи, где получил образование хими-ка, путешествовал и увлекся литературным творчеством. В 1901 г. преподавал в Томском университете. Позже работал в Харбине, путешествовал по Дальнему Востоку, принимал участие в революционном движении, даже попал в тюрьму. После Октябрьской революции 1917 г. жил в Омске, где стал начальником осве-домительного отдела у А.В. Колчака. После разгрома Колчака решил пробраться через Туву и Монголию в Китай. Попав в Монголию, профессор Оссендовский оказался в гуще событий национально-освободительного движения и граждан-ской войны 1921 г. Здесь он познакомился с монгольскими ламами и князьями, командирами белых отрядов, даже вошел в доверие к барону Р.Ф. фон Унгерн-Штернбергу, освобождавшему Автономную Монголию от китайских оккупантов. Профессор сумел выбраться из Монголии и через Маньчжурию и Японию доб-раться до США.
Свои наблюдения и приключения в Монголии он описал в увлекательной книге “Звери, люди и боги”, которая впервые вышла в Нью-Йорке [Ossendowski, 1923]. Книга сразу стала сенсацией: публика, подогретая отрывочными сведениями из газет, получила захватывающий бестселлер. В последующие годы вышли десятки ее изданий на многих языках тиражом в сотни тысяч экземпляров.
Русский перевод вышел одним из первых [Оссендовский, 1925], но в СССР книга осталась малоизвестной. Отметим анонимную рецензию в журнале “Хозяй-ство Монголии” [Хозяйство Монголии, 1928, с. 90] с характерным выводом: автор “…прекрасно знает вкусы современного буржуа, и этим вкусам он вполне отвеча-ет, уснащая книгу соответствующим вымыслом с мистической окраской”. После появления романа “Ленин – бог безбожных” книги Оссендовского надолго попали в спецхран. Лишь недавно, после выхода нового перевода [Оссендовский, 1994, 2005], автор приобрел известность и на своей родине.
Книга “Звери, люди и боги” вызвала противоречивую реакцию сразу после ее выхода. Одни видели в ней правдивое описание событий [Михаловский, 2005, с. 301–463] и проникновение в мистический мир Азии [Рерих, 2001, с. 26–37; Генон, 1993, с. 97–133], другие – фальсификацию и обман. В пользу последнего го-ворило то, что до революции Оссендовский промышлял изготовлением компро-метирующих фальшивок, вымогая у крупных фирм деньги [Шишкин, 2005, с. 5–22]. Известный путешественник С. Гедин, а также антрополог и этнограф Дж. Монтандон обвиняли Оссендовского в географических и этнографических неточностях [Михаловский, 2005, с. 301–463]. Гедин, прочитав немецкий перевод книги [Ossendowski, 1924], даже написал специальную работу “Оссендовский и истина” [Hedin, 1925], на которую Оссендовский ответил отдельной публикацией. Указания на выдумки, искажение фактов и хронологии появлялись и позже – в том числе со стороны тех, с кем Оссендовский встречался в Монголии [Голубев, 1926; С.Е. Хитун и М.Г. Торновский – см.: Кузьмин, 2004(1), (2)].
Но книгу Оссендовского часто рассматривают как один из главных источников по деятельности барона Унгерна и монгольской истории 1921 г. К ней об-ращались не только историки, но также теософы и оккультисты [Генон, 1993, с. 97–133], в том числе из общества Туле, связанного с нацизмом [Berzin, 2003], ее использовали для разжигания межрелигиозной ненависти православных и будди-стов [Кураев, 1997].
Насколько обоснованно все это? Что в книге Оссендовского верно, а что нет? Ответить на эти вопросы позволяют документы и материалы по истории Монголии в 1921 г., опубликованные ранее [Кузьмин, 2004(1), (2)], а также ар-хивные материалы АВПРФ, ГАРФ, РГВА (Москва) и Hoover Institution (Stanford, USA). Имеется и опубликованный В. Михаловским [Михаловский, 2005, с. 301–463] рукописный доклад Оссендовского с кратким описанием событий и датами (далее: “Доклад”). И наконец, это неопубликованные рукописи Оссендовского из Музея литературы (Варшава) на польском языке с фрагментами на русском и английском: Notatnik: Muzeum Literatury, Warszawa, № 4210 (далее – “Notatnik”) и Raport F.A. Ossendowskego o sytuacji politycznej w Mongolii w okresie III–IV 1921. Muzeum Literatury, Warszawa, № 4211 (далее – “Raport”).
“Notatnik” содержит краткие карандашные наброски основных мест и со-бытий путешествия с более поздними вставками (заметки до 1924 г. о путешест-виях в Азии, США и других странах). Он был приобретен музеем в 1992 г. у неко-ей И. Блешиньской. В. Михаловский считает его дневником Оссендовского. Дей-ствительно, “Notatnik” выглядит как дневник: он написан карандашом и чернила-ми разных цветов, видно, что в разное время. Вначале идут заметки о численности населения Урянхая (сейчас Тува), золотых копях, ценах на шкурки соболя и т.п., список восстаний против Советов с 1917 по 1921 г., расстояния между пунктами путешествия. После Монголии следуют заметки по-английски (видимо, для аме-риканских газет), затем – число людей в белых войсках. По-видимому, наброски автор делал в пути по памяти, без дат, но в хронологическом порядке. Местами он нарушен, возможны более поздние вставки. Есть заметки об экспорте и импорте из Монголии, о стоимости доставки писем из Шанхая в Монголию, о планах бу-дущих книг, пьес и фильмов (о Колчаке, Сибири, Монголии). На с. 12 даны краткие сведения о гибели Унгерна (из газет?), причину которой Оссендовский видит в том, что Япония не поддержала поход барона в Сибирь, а вместо этого начала переговоры с Дальневосточной Республикой (ДВР).
В книге “Звери, люди и боги” и в “Докладе” Оссендовский говорит, что просил Унгерна разрешить описать то, что видел и слышал. В ответ барон напи-сал в блокноте с путевыми заметками: “Только после моей смерти. Барон Ун-герн”. Но в “Notatnik” такой записи нет.
“Raport” более детален. Он написан в аналитическом ключе, содержит ряд доселе неизвестных данных – в частности, текст соглашения об условиях ухода китайцев из монгольского г. Улясутая. В переводе на русский мы впервые публи-куем фрагменты той части “Notatnik” и “Raport”, которая касается Монголии.
Их публикации предпосылаем рассмотрение книги “Звери, люди и боги” [Оссендовский, 1925, 1994, 2005], в котором мы хотели бы остановиться лишь на том, что не выдерживает проверки. В русских переводах книги многие имена и названия искажены: Домоиров (должно быть Доможиров), Вандалов (=Ванданов), Сепайлов (=Сипайло), Джам Болон (=Жамболон), Яхантси (=Джалханцза-хутухта), Яссакту-хан (=Цзасакту-хан), Паспа (=Пагба), Чегхен (=гэгэн), Хун Бол-дон (=Балдан-гун), Хунту (=Хэнтэй) и др.
Книга “Звери, люди и боги” разделена на 49 глав, объединенных в пять частей.
Часть 1 “Игра со смертью” в основном посвящена тому, как автор пробирался из Красноярска в Монголию. Описание Сибири в целом реалистично, но отдельные события (это в основном приключения) не поддаются проверке. Доро-га описана лишь в общих чертах, беллетризованно и с приключениями. Приводи-мые географические названия и маршрут согласуются с известной картой [Прже-вальский, 1888], а описание местности хорошо соответствует тому, что содержит-ся в ранее изданных книгах [Пржевальский, 1875, 1883, 1888; Гедин, 1899]. Ос-тальное можно отнести к рассказам монголов и литературному таланту авто-ра.
Описание стычек с тибетцами, открывавшими “ураганный огонь”, с большими жертвами с обеих сторон – боевик, а не реальные события. Известно, что в стычках с небольшими экспедициями, имевшими нарезное оружие [Пржеваль-ский, 1888; Козлов, 1947], тибетцы после нескольких выстрелов из фитильных ружей несли потери и отступали.
Крайне сомнительны переговоры Оссендовского через переводчика-калмыка с тибетцами, которые сказали ему, что считают большевиков освободи-телями азиатских народов от белой расы – это в то время, когда и монголы почти не знали, кто такие большевики! То же относится к перстню, своего рода пропус-ку в Тибет, который якобы дал Оссендовскому монгольский лама Нарабанчи-хутухта.
Примечательно, что в “Notatnik” написано: “Енисей–Тибет”, без упоминания Монголии. Тибетских слов в “Notatnik” нет, тогда как о пребывании в Монго-лии содержится много деталей. Примечательно, что, подробно рассказывая Н.М. Рибо (врач Азиатской конной дивизии, оставивший мемуары) о своих при-ключениях, Оссендовский даже не упомянул о попытке проникнуть в Тибет [Кузьмин, 2004(1), с. 495]. А.В. Бурдуков (купец, около 30 лет проживший в Мон-голии) [Бурдуков, 1969] вспоминал, что в г. Улясутай профессор прибыл из Тувы, а не из Тибета.
Остается заключить, что широко известный поход Оссендовского в Тибет – вымысел.
Часть 2 “В стране демонов” посвящена пребыванию автора в Западной Монголии. Здесь в деталях описаны коллизии в Улясутае, связанные с прибытием белых отрядов, уходом китайцев, борьбой за власть и т.д. В “Notatnik” и “Raport” есть ценные сведения, отсутствующие в книге “Звери, люди и боги”.
В целом описание улясутайских событий в книге соответствует другим источникам [Носков, 1930; Бурдуков, 1969; Серебренников, 2003; Кузьмин, 2004(1)]. Оссендовский всюду отводит себе роль миротворца. Но очевидцы вспо-минали, что он плел интриги, ссоря вождей белых в Улясутае [Носков, 1930], бла-годаря чему стал советником взявшего власть М.М. Михайлова [Бурдуков, 1969].
Описания монгольской природы Оссендовским довольно реалистичны, но есть и “охотничьи рассказы”: катание жаворонка на тушканчике, хитрости орла, огромные стада куланов и диких лошадей и т.д.
Некоторые сведения не выдерживают проверки. Прежде всего – встречи автора с Тушегун-ламой (Джа-ламой). Они описаны в книге в самых общих чер-тах. Описываемые события не подтверждаются другими источниками: очевидцы, в частности А.В. Бурдуков [Бурдуков, 1969], хорошо знавший Джа-ламу, ничего подобного не сообщают. Видимо, Оссендовский привел чужие рассказы в приук-рашенном виде.
Часть 3 “Гулкое сердце Азии” посвящена общению Оссендовского с баро-ном Унгерном, пребыванию в Дзаин-Шаби (ныне г. Цэцэрлэг) и Урге. Сопостав-ление с другими материалами говорит о том, что сведения Оссендовского об Ун-герне достоверны. Барон Унгерн придавал решающее значение своему первому впечатлению от человека. К Оссендовскому он, несомненно, проникся доверием. Например, в письме от 20 мая 1921 г. своему агенту в Китае К. Грегори он указы-вал: “Верить во всем профессору этому” [АВПРФ, ф. 0111, оп. 2, п. 104, д. 47, л. 91–91об.]. Подогревая в Унгерне мистическое настроение [Першин, 1999], Ос-сендовский укреплял это доверие. Доверительные отношения заставили автора быть точным. Сопоставление с другими мемуарами и документами [Кузьмин, 2004(1), (2)] показывает, что Оссендовский верно передал общественные и рели-гиозные взгляды Унгерна. Очень точно излагается унгерновский план создания паназиатской империи – несомненно, по рассказам самого барона: в то время еще не было публикаций на эту тему.
Точно описывает Оссендовский и Ургу того времени. Согласно “Raport”, в ней он провел девять дней. А встреча в Дзаин-Шаби с молодым гэгэном (гэгэн - один из высших санов в буддийской иерархии), который был одет в китель рус-ского офицера и со своими приближенными воевал на стороне Казагранди, согла-суется с воспоминаниями Блохина о Дзаин-гэгэне [ГАРФ, ф. 5881, оп. 2, д. 252].
Оссендовский описывает два места боев белых с китайцами в долине р. Тола. Там он видел множество трупов со следами сабельных ударов, повозки, амуницию и т.д. Его сведения о гибели примерно 1500 китайцев и пленении еще 4000 подтверждаются архивными данными [РГВА, ф. 39454, оп. 1, д. 9, л. 27–28; Кузьмин, 2004(2); Белов, 2003]. Эти два боя с китайскими войсками, выбиты-ми из Урги бароном Унгерном и Д. Сухэ-Батором из Маймачена, произошли в марте 1921 г. в районе современного пос. Хадаасан и хребта Улан-Хад сомона Лун Центрального аймака Монголии. Оссендовский проезжал там примерно че-рез два месяца после боев.
Оссендовский заезжал с Унгерном на радиостанцию и написал, что барон получил много телеграмм и депеш от своих агентов из Читы, Иркутска, Харбина и Владивостока. Следует отметить, что разведки у барона не было, агенты присы-лали донесения лишь из Китая. В книге много рассказов Унгерна, его казаков и других лиц. В их передаче есть неточности – скорее всего потому, что автор изла-гал их по памяти. Рассказ Унгерна о своей жизни и предках в изложении Оссен-довского соответствует другим источникам. Отчасти он основан на родовых ле-гендах – например, о пирате с о. Даго. Как выяснил Л.А. Юзефович [Юзефович, 1993], исторический О.-Р.-Л. фон Унгерн-Штернберг не был пиратом, а лишь вы-лавливал грузы с потерпевших крушение судов. Далее, Р.Ф. Унгерн не мог ска-зать, что оставил морскую службу во время Русско-японской войны, дабы усми-рять забайкальских казаков. В действительности он ушел на войну вольноопреде-ляющимся из Морского корпуса, позже окончил Павловское военное училище (1908 г.) и был зачислен в Забайкальское казачье войско. По рассказу казака, Унгерн ездил с другим казаком в Ургу на разведку, а на обратном пути убил ташу-ром (монгольская плеть) китайского офицера и двух солдат. Более распростра-ненная версия состоит в том, что он ездил один и избил ташуром китайского сол-дата в Урге. Арестованного китайцами Богдо-гэгэна (теократического главу Мон-голии) похитил не Унгерн с 50 казаками, а специальный отряд из тибетцев, мон-голов и русских, посланный бароном. Местами Оссендовский тибетцами называет чахаров (монгольский народ). Это довольно распространенная путаница в мемуа-рах белых.
Из всех авторов только Оссендовский пишет о том, что Жамболон – вели-кий князь Бурятии, потомок бурятских владык, свергнутый с престола за попытку провозгласить независимость и ставший пастухом. Видимо, здесь смешались при-своение Богдо-гэгэном Жамболону титула потомственного великого князя – чин-вана [АВПРФ, ф. 0111, оп. 2, п. 104, д. 47, л. 67–68об.], панмонгольское движение в Бурятии и недоумение автора, как бывший пастух мог быть князем.
Примечательно, что Оссендовский лишь в одном месте (самый конец гл. 39) цитирует известный унгерновский приказ № 15 о наступлении на Сибирь и вскользь отмечает, что этот документ – свидетельство трагедии. Приводимая в книге выдержка не соответствует оригиналу, хотя Оссендовский был одним из его составителей [публикации приказа см.: Носков, 1930, с. 69–75; Кузьмин, 2004(1) с. 169–173; Кузьмин (2), фототаблица]. Об авторстве Оссендовского отлично зна-ли очевидцы [Носков, 1930; РГВА, ф. 16, оп. 3, д. 222, л. 123–124об.; ГАРФ, ф. 9427, оп. 392, л. 47–60].
Часть 4 “Живой Будда” посвящена Богдо-гэгэну VIII Джебцзундамба-хутухте. Она как бы продолжает главу 38 из части 3 о совместном с Унгерном по-сещении монгольского правителя.
Часть 4 основана на сведениях из литературы (А.М. Позднеев, П.К. Козлов и др.), рассказах жителей Монголии и отчасти – наблюдениях автора. Сведения, известные из других источников, изложены довольно точно. Это данные по исто-рии буддизма, поискам перерожденцев высоких лам, биографии и власти Богдо-гэгэна и т.д. (многие сведения о Богдо-гэгэне VIII, широко известные из отечест-венной литературы, не соответствуют действительности. Их рассмотрение не входит в цели данной статьи).
Оссендовский слышал рассказы о жизни Богдо, богослужениях, прорица-ниях, об административной системе и прочем. Очевидно, он видел интерьер двор-ца, собранные там иностранные диковины, подарки и ценности, библиотеку буд-дийских рукописей. Все это описано очень детально, некоторые сведения явно взяты не из литературы. Они не сенсационны, потому вряд ли выдуманы.
Но многое надо отнести к фантазии. Прежде всего это неоднократные встречи и беседы Богдо-гэгэна с Оссендовским. Даже русским дипломатам в Урге было крайне трудно было получить аудиенцию у Богдо-гэгэна [Белов, 2003, с. 13], сам Унгерн встречался с ним всего три раза [РГВА, л. 123–124об.], причем третий раз перед походом, чтобы получить благословение [Голубев, 1926]. Возможно, тогда он пришел с Оссендовским. Очевидно, Оссендовский не был допущен на аудиенцию.
Вообще, знание буддизма Оссендовским довольно поверхностное, скорее напоминает представление теософа о буддизме.
Часть 5 “Тайна тайн: царь мира” призвана обосновать физическое существование таинственной страны Агарти и Повелителя Мира. Из приведенных в кни-ге рассказов, которые Оссендовский специально собирал, видно, что в их основе – буддийская концепция Шамбалы. Обычно она трактуется как “скрытая” область, расположенная на север от Индии. Наиболее образованные ламы считают Шам-балу внутренней реальностью, открывающейся в процессе самосовершенствова-ния. В период национально-освободительной борьбы с Китаем и гражданской войны в Монголии пророчества и духовные практики, связанные с последней войной буддистов с силами зла – Шамбалинской войной, – имели широкое хож-дение и использовались в политических целях. Одно из таких пророчеств сохра-нилось в архиве Азиатской конной дивизии Унгерна [РГВА, ф. 39454, оп. 1, д. 9, л. 100–101]. Похожее пророчество приводит и Оссендовский в гл. 49 со слов На-рабанчи-хутухты – но уже от имени Владыки Мира. В теософском варианте Шам-бала переведена из духовной в физическую сферу как страна, откуда махатмы правят человечеством [Berzin, 2003], а Оссендовский впервые дал “доказательст-ва” этого.
Можно согласиться с С. Гедином [Hedin, 1925], что идеи Агарти и Царя Мира Оссендовский взял из брошюры Ж.А. Сент-Ив д’Альвейдра [рус. пер.: Сент-Ив д’Альвейдр, 1915; Сент-Ив д’Альвейдр, Генон, 2005]. Интересно, что эти идеи перекликаются с русской легендой о Беловодье, описанной в “Хождении Зо-симы к брахманам”, с которой Оссендовский, видимо, не был знаком [Стефанов, 1993, с. 92–96].
В. Михаловский [Михаловский, 2005, с. 301–463] полагает, что материалы из брошюры д’Альвейдра мог внести американский журналист Л.С. Пейн, рабо-тавший над рукописью книги. С этим нельзя согласиться. В рукописях “Notatnik” и докладе, изданном Михаловским, тоже сказано об Агарти и Царе Мира. Это на-писал сам Оссендовский. Рассказы о буддийской космологии, чудесах, Шамбале, ее правителях (Кулика-императорах), явлениях просветленных существ и т.д. он истолковал в понятном европейцу ключе. Например, если в тибетское повество-вание о Шамбале, ее правителе и грядущей Шамбалинской войне [например, Пржевальский, 1875] подставить слова “Агарти” и “Царь Мира”, то оно станет таким же, как у Оссендовского. Наконец, ни иностранные исследователи Монго-лии, ни сами монголы ничего не говорили об Агарти и Царе Мира [Волков, 2003].
Оссендовский – единственный мемуарист, который писал, что Унгерн ис-кал Агарти. Для этого якобы дважды был послан в Тибет князь Пунцаг, но не вер-нулся… Не тот ли это князь Пунцаг из Ван-хурэ, который был казнен по приказу барона за недовольство [Alioshin, 1941; Hoover, DK254/U7G662]? Унгерн, вероят-но, посылал людей в Тибет, но не на поиски Агарти, а для контактов с Далай-ламой в политических и религиозных целях [Кузьмин, 2004(1)].
Кратко рассмотрим хронологию книги “Звери, люди и боги”. Последова-тельность событий (кроме посещения Тибета) соответствует фактам. Но датиров-ки неточны. Оссендовский пишет, что вышел из Красноярска в начале 1920 г. Из дальнейшего видно, что где-то весной 1920 г. он пришел в Западную Монголию, через две недели отправился в Тибет, а через 48 дней вернулся и остановился в монастыре Нарабанчи. Там он провел две недели (гл. 16) или несколько дней (гл. 17). Получается лето 1920 г. По словам Оссендовского, в Монголии он провел полгода, а покинул страну в мае 1921 г. Значит, он был там примерно с ноября–декабря, а не с лета 1920 г. Этому соответствует верная датировка Оссендовским событий в Улясутае, поездки в Дзаин-шаби и Ван-хурэ (зима–весна 1921 г. – даты см. в “Raport”). А.В. Бурдуков [Бурдуков, 1969] вспоминал, что Оссендовский прибыл в Улясутай осенью–зимой 1920 г., присоединившись к белым, очевидно, на Тисин-голе, в Западной Монголии.
Последующая датировка выглядит таким образом. По книге “Звери, люди и боги”, Унгерн получил в Урге верное предсказание о смерти через 130 дней, на следующий день выступил в поход, Оссендовский уехал тогда же и прибыл на КВЖД через 12 дней. Он общался с бароном девять дней сразу после приезда в Ургу. В Ургу они выехали одновременно из Ван-хурэ. Даты пребывания Унгерна и Оссендовского в Ван-хурэ и Урге разнятся по источникам. У очевидца Н.М. Рибо [Кузьмин, 2004(1), c. 496] даты неверные, но упомянута Пасха 1921 г., от которой по числу дней можно вычислить остальное. Пасха 1921 г. приходится на 1 мая н.ст. Тогда Оссендовский приехал в Ван-хурэ 29 апреля, генерал Резухин – 30 апреля, Унгерн – 2 мая и в тот же день познакомился с Оссендовским. При-езд в Ван-хурэ 29 апреля реалистичен: по “Raport”, 23 апреля Оссендовский был еще в Дзаин-Шаби. В Ургу он выехал 3 мая. Унгерн выступил из Урги 21 мая. Ес-ли они общались с Оссендовским девять дней (М.Г. Торновский в мемуарах ука-зывает примерно неделю [Кузьмин, 2004(2)]), то последний был в Урге с 12 по 21 мая. Значит, путь от Ван-хурэ до Урги в 300 км на верблюде занял 10 дней, что вполне возможно. Унгерн выступил из Урги 21 мая, был расстрелян 15 сентября. Выходит, что предсказание было 9 мая; погрешность – 11 дней (ок. 8%). Таким образом, хронология Оссендовского от Улясутая до выезда из Монголии верна – по крайней мере, точнее, чем в большинстве других мемуаров.
Оправдываясь перед критиками, Оссендовский говорил, что его книга “Звери, люди и боги” – романтические рассказы для широкой публики, и он мог бы с тем же успехом закончить ее словами: “Вдруг открыл глаза и понял, что за-снул за письменным столом” [Михаловский, 2005, с. 384]. Ее содержание в целом соответствует докладу, “Notatnik” и “Raport”. Но мистику, которой пропитана книга, нельзя считать обманом ради сенсации. Примеры успешных предсказаний лам в 1921 г. есть не только у Оссендовского [см. Кузьмин, 2004(1), (2)]. Описы-вая собственный опыт, автор старался дать ему рациональное объяснение. Обыч-но же он ссылался на чужие рассказы.
Нет смысла искать тайную миссию Оссендовского в Монголии и Китае. Все можно объяснить проще. Попав в Западную Монголию, он узнал о войне и решил ехать не в Маньчжурию (на восток), а в Тибет (на юг). Но от этого плана отказался из-за его трудности. Вместо Тибета пришлось пробираться в Маньчжу-рию. Чтобы избежать опасностей, Оссендовский успешно интриговал и безопасно проехал на восток почти до Урги. Здесь он смог войти в такое доверие к Унгерну, что тот ему дал денег и обеспечил комфортный выезд. Многие пишут о каком-то тайном поручении, но все предположения остаются домыслами. Возможно, Ос-сендовский привез в Харбин важную корреспонденцию для атамана Г.М. Семенова и два пуда золота в слитках [Шанхайская жизнь]. Судя по даль-нейшим событиям, главное, что хотел от него Унгерн – объективное описание монгольской эпопеи на Западе.
Таким образом, книга Оссендовского “Звери, люди и боги” содержит в ос-новном достоверные сведения об общении автора с бароном Унгерном и о собы-тиях в западной и центральной Монголии. Ее можно считать важным источником по этим вопросам. Датировки от времени приезда автора в Улясутай до выезда из Монголии в целом правильны. Причины неточностей – сенсационность и мисти-цизм изложения, описание событий по памяти. Часть описаний приключений и схваток с врагами не поддается проверке. Сведения о Богдо-гэгэне и буддизме ос-нованы на литературе, чужих рассказах и личных наблюдениях. Здесь есть боль-шие искажения. Путешествие Оссендовского в Тибет и его личные беседы с мон-гольским монархом следует считать вымыслом. Что касается Агарти и Царя Ми-ра, это – теософская обработка рассказов на религиозные темы, которые Оссен-довский слышал в Монголии и других местах (Использованные в данной статье архив-ные материалы нам любезно предоставили Й. Мазгайска и Я. Одровонж-Пенионжек из Варшавы. Мы искренне благодарны им за это).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Архив внешней политики Российской Федерации (АВПРФ).
Белов Е.А. Барон Унгерн фон Штернберг. М.: Аграф, 2003.
Бурдуков А.В. В старой и новой Монголии. Воспоминания. Письма. М.: Наука, 1969.
Волков С. Мифы Центральной Азии: Шамбала и Агарти // http://www.baikal.irkutsk.ru/php/statya.php?razdel=mongolia&nomer=04.txt, 2003.
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 16. Оп. 3. Д. 222.
Гедин С. В сердце Азии. СПб: изд. А.Ф. Девриена, 1899.
Генон Р. Царь мира // Вопросы философии. 1993, № 3.
Голубев. Воспоминания // Hoover Institution on War, Revolution and Peace, DK254/U7G662, 1926 (частично опубликовано в кн.: Барон Унгерн в документах и мемуарах. М., 2004).
Козлов П.К. Монголия и Кам. М.: Географгиз, 1947.
Кузьмин С.Л. (сост.) Барон Унгерн в документах и мемуарах. М.: КМК, 2004(1).
Кузьмин С.Л. (сост.) Легендарный барон: неизвестные страни-цы гражданской войны. М.: КМК, 2004(2).
Кузьмин С.Л. Барон Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг и восстанов-ление монгольской государственности // IX Международный конгресс монголоведов. Доклады российских ученых. М., 2006.
Кураев А. Сатанизм для интеллигенции. М., 1997.
Михаловский В. Кем был Антоний Оссендовский? // Оссендов-ский А.Ф. Люди, боги, звери. М., 2005.
Носков К. Авантюра, или черный год. Харбин, 1930.
Оссендовский А.Ф. Люди, боги, звери. М.: Эксмо, 2005.
Оссендовский Ф. Звери, люди и боги. Рига: Г.Л. Биркен, 1925.
Оссендовский Ф. И звери, и люди, и боги. М.: Пилигрим, 1994.
Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак. Самара: Агни, 1999.
Пржевальский Н.М. Монголия и страна тангутов. СПб: тип. В.С. Балашева, 1875.
Пржевальский Н.М. Из Зайсана через Хами в Тибет и на верхо-вья Желтой реки. СПб: тип. В.С. Балашева, 1883.
Пржевальский Н.М. От Кяхты на истоки Желтой реки. СПб: тип. В.С. Балашева, 1888.
[Рерих Н.К.] Письма Николая Рериха в Далай Пхобранг (1924) // Вестник Ариаварты. 2001, № 1.
Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 16. Оп. 3. Д. 222.
Сент-Ив д’Альвейдр С., Генон Р. Оракулы великой тайны. Ме-жду Шамбалой и Агартой. М.: Эксмо–Яуза, 2005.
Сент-Ив д’Альвейдр. Миссия Индии в Европе. Пг., 1915.
Серебренников И.И. Гражданская война в России: великий от-ход. М.: АСТ, 2003.
Стефанов Ю.Н. Не заблудиться по пути в Шамбалу // Вопросы философии. 1993. № 3.
Хозяйство Монголии. 1928. № 6 (13). 24.06.1921.
Шанхайская жизнь. 1921. № 499 (139).
Шишкин О. Мифы как звери // Оссендовский А.Ф. Люди, боги, звери. М., 2005.
Юзефович Л. Самодержец пустыни. М.: Эллис Лак, 1993.
Alioshin D. Asian Odyssey. London–Toronto–Melbourne–Sydney: Cassell & Co., Ltd., 1941.
Berzin A. Mistaken Foreign Beliefs about Shambhala // http://www.berzinarchives.com/web/en/archives/advanced/kalachakra/shambhala/mistaken_foreign_myths_shambhala.html, 2003.
Hedin S. Ossendowski und die Wahrheit. Leipzig: Brockhaus, 1925.
Hoover Institution on War, Revolution and Peace.
Muzeum Literatury, Warszawa.
Ossendowski F. Beasts, Men and Gods. NY: E.P. Dutton & Co., 1923.
Ossendowski F. Tiere, Menschen und Gotter. Frankfurt: Frankf. Soc.-Druckerei, 1924.

Фрагменты из:
<Ф.А. ОССЕНДОВСКИЙ. ИЗ NOTATNIK. MUZEUM LITERATURY, WARSZAWA, № 4210>
с. 17
Кузнецк – (Лобов)
Минусин[ск] – Щетинкин и Кравченко
Киренск – Тузов
Тулун } Каландарашвили (Щетинкин, Кравченко, Каландара-швили – командиры отрядов красных партизан) Амур 3 [?]
Черемхово в 150 верстах от реки
Зима Уссур[ийский] край
Лена – Зуев Хабаровск
Николаев
Амгунь – Голохвостов Шкотово
Забайк[алье] Баргузин Троицкосавск
Зал[ив] св. Ольги
Зал[ив] св. Владимира [неразбор-чиво]
Борзя – Вилкис Даурия – Летов
Вер. [неразборчиво] Шульман Сретенск – Петелин
Петровский
с. 18
Амер[иканским] (и английским журналам)
1. Енисей – Тибет [неразборчиво]
2. Западная Монголия

1. Настроение под влиянием вестей из Урги и китайской поли-тики.
2. Дикая сотня чахаров.
3. Страна дьявола. [неразборчиво] горы. [неразборчиво] на горах со змеями (картина!). Горы СО₂ [неразборчиво]. Палата у озера.
Загастай. Обо. Легенды. Убийство на Тисин-голе. Убийцы [неразбор-чиво] и телеграфист. Охота. Воды [неразборчиво] Странные реки.
4. Русский отряд. Большевистская разведка. Питье воды после его купания.
с. 19.
5. Разрушение Кобдо китайцами ( В действительности крепость г. Кобдо была разрушена монголами после освобождения города от китайцев). Кайгородов. Анненков, Бакич. Казагранди (Командиры белых отрядов в Синьцзяне и Монголии). Бар[он] Унгерн. Дружба монгола-посыльного и агитатора. Красные в Ван-хурэ [неразборчиво] для агитации в Корее и Америке.
6. Ожидание погрома от китайцев. [неразборчиво] Фрейман, Салтыков, Ванданов (Фрейман и Салтыков – представители красных, Ванда-нов – командир белого отряда).
7. Монгольско-китайский договор в Улясутае.
8. Банда Доможирова (Командир белого отряда в Западной Монголии (район монастыря Нарабанчи-хурэ)). Нарабанчи-хурэ.
9. Дружба Полетико и Филипповых (Белоэмигранты в Улясу-тае).
10. Распад в [неразборчиво] Казанцев (Командир белого отря-да).
11. Князь [неразборчиво] и князь Чултун (Монгольский наместник (сайд) в Улясутае).
12. Приезд Безродного (Командир карательного белого отряда) и смерти. [неразборчиво] легенда.
8. Восточная Монголия. “Урга”. Awakened of soul of (Пробужде-ние души (англ.))[неразборчиво]
Бар[он] Унгерн. Дзаин-Шаби. [неразборчиво]
Ван-хурэ – большевистские разведчики. Охота. Сурки, емураны и жаворонки. Степная куропатка. Сайга (Названия животных вписаны чер-нилами по-русски).
Смерть Гея (Член кооператива “Центросоюз”, ветеринарный врач) и Филиппова. Охота и рыболовство.
Урга – ад мести и отчаяния. Ворожба, пророчества. Живой Буд-да (Богдо-гэгэн). Джалханцза-лама (Премьер-министр правительства Авто-номной Монголии). Старые книги. Тень Чингиса и Хубилая (Ханы Мон-гольской империи). [неразборчиво] Борьба с революцией.
[с.20]
Гибель барона.
4. Подземное царство (Агарти). [неразборчиво]
5. Урянхай [неразборчиво].
6. Living Buddha (Живой Будда (англ.)).
Его история.
Его чудеса. Предсказания. Ворожба. Материализация [нераз-борчиво] Далай-ламы. Властелин мира.
Его влияние и значение. Пребывание и образ жизни. Печать и подпись.
Картины к царю мира.
1. [неразборчиво]
2. Суд судеб человеческих.
3. Царь посылает [неразборчиво] в пространство мира.
4. Существа огня.
5. Царство теней.
6. Существа моря.
7. Царь в Замбаграцу.

Выдержки из:
<Ф.А. ОССЕНДОВСКИЙ. RAPORT. ИЗ РАПОРТА О ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ В МОНГОЛИИ В МАРТЕ–АПРЕЛЕ 1921 Г. (С ТЕКСТОМ СОГЛАШЕНИЯ). MUZEUM LITERATURY WARSZAWA, № 4211>
с. 70
Китайский комиссар Ван Cяоцун и его правая рука, начальник иностранного отделения Фу Цзинсин (В книге Оссендовского – Фу Сян), сменили старого монгольского сайда князя Чултун-бэйлэ китаефилом Чжамин Чжап-ваном (Речь идет о событиях в Улясутае при переходе власти от китайцев к монголам). Вокруг было очень много китайских шпионов, возглавляемых владельцем отеля Лу Далу, владельцем заезда и комис-саром Дзо. Когда в конце февраля пришли первые, еще совсем неяс-ные слухи о взятии бароном Унгерном Урги и о вырезании им всех хуазов и гаминов (то есть солдат, мобилизованных среди кули и хун-хузов), китайцы очень испугались и жалели, что несколько дней до этого отослали в Урянхай посланных из Урги генералом Чэнь И 50 чахаров (племя воинственных монголов). Среди монголов была видна великая радость, монгольские власти – автономно настроенные (кроме китаефила-сайда) были в готовности, были прогнаны старым сайдом Чултун-бэйлэ князья-автономисты, во главе с князем ламой Чжап-гуном. Шли разговоры секретные и полу-секретные, причем власти пытались
с. 71а
удержать народ от нападения на китайцев, о чем среди монгольского населения велась агитация. Наконец, явился какой-то монгол, который сообщил монгольским властям о необходимости разоружить китай-ских солдат. Они поверили этому сообщению, хотя у посыльного не было никаких документов. Чултун начал проводить очень осторожные переговоры с китайским комиссаром Ван Сяоцуном об отъезде этого последнего вместе с комиссариатом и конвоем из Улясутая и об отда-нии оружия, которое было взято у монголов, даже серебра и целого имущества вместе с архивом – то есть, об отдании всего, что было взято китайцами беззаконно, когда изнасиловали монгольскую авто-номию. Договора не достигнуто, действия шли очень плохо. Монголы раздражились, и почти была объявлена война. Китайцы же распро-страняли фальшивые вести из Урги об отбитии китайцами войск гене-рала Унгерна и о полной победе. Между тем, китайские агенты про-водили агитацию среди жителей ногон-карзунов (Ногооны газар (монг.) – огород)
с. 71б
(садовников) и черни, тайком вооружали их и готовили кровавую ночь монголам и российским колонистам, что и произошло несколько не-дель позже в Кобдо, где убили два человека, ограбили все фирмы, а город разрушили и ушли, но позже были пойманы отрядом алтайского партизана Кайгородова и вырезаны. Российская колония просила вой-скового старшину М.М. Михайлова взять на себя защиту города. Не-медленно было вооружено до 65 людей, построены посты, на личных казематах караулы содержались колонистами и беженцами круглую ночь. Китайцы сейчас же об этом дознались и значительно притихли, зная, что в случае атаки им будет дан отпор. Но за городом ногон-карзуны собирались купами, слушали, что им говорили с пафосом мо-билизованные из них – хуазы и гамины, и были готовы.
Между тем переговоры в ямыне (Присутственное место) велись хуже и хуже. Наконец, Чултун пригласил посредников-иностранцев: меня, Ст. Блонского (поляков) и румынского гражданина Шреяра, а также торговых старшин:
с. 72а
российского – Дадочкина Вас. Ил. и китайского – директора фирмы Битунлус. Под моим влиянием китайский комиссар согласился с мои-ми доводами и решил вместе со всем комиссариатом уехать из Улясу-тая, дать расписку во взятых с собой имуществе и оружии, которое было отправлено (54 рушницы) вместе с чахарами в Урянхай; разору-жить мобилизованных в Улясутае гаминов, а монгольские власти га-рантируют спокойный проход комиссариата и конвоя, который при-был с ним из Китая, к китайской границе. Договор был подписан 12 марта 1921 г. (Ниже см. русский текст договора) 12 лицами, в том числе обоими монгольскими сайдами, ламой Чжап-гуном, китайским комис-саром, торговыми старшинами и нами, 3 посредниками и другими. На следующий день после подписания договора было взято у гаминов оружие и отдано Михайлову, который вооружил до 120 человек. На другой день пришла эстафета от полковника Оренбургского казачьего войска Влад. Никол. Доможирова с приказом разоружить, либо унич-тожить гаминов, расстрелять большевиков и взять Улясутай, при-чем
с. 72б
Михайлов был назначен начальником гарнизона и отряда. Вместе с эстафетой пришла весть, что Доможиров в Нарбанчи-хурэ, 150–180 верст от Уляс[утая], а с ним отряд в 600 человек. У Михайлова были арестованы Фрейман – латыш, большевистский почтовый ко-миссар в Монголии, и Новак – контролер Центросоюза – лицо лево-социалистически настроенное. Фрейман был расстрелян, но Новака отпустили через 2 недели. Михайлов просил меня поехать в Нарбан-чи-хурэ и объяснить ситуацию с обеих сторон, объяснить, почему от-пущен конвой и доказать, что Дом [ожиров] опоздал со своими прика-зами. Со мной поехал старший лейтенант Абрамов Як. Петр. и гидом-переводчиком Виктор Бобров. За день передо мной уехал туда Чул-тун, который получил письмо от хутухта-хурэ Дэлыб-хутухты Чжам-цин-чжапа, что вместе с Доможировым приехал Балдан-гун, простой, грубый, кровавый, даже не понимающий никакой политики генерал, который за взятие Кобдо в 1912 г. был высоко
с.73а
удостоен ургинским (Да-хурэ) Богдо-ханом. Когда я приехал в Нар-банчи-хурэ, Чултун и хутухта сразу пригласили меня к себе и сказали, что я Господом послан в Нарбанчи, подарили мне “хадак” (Церемони-альный шарф, преподносимый в подарок) и сказали что Балдан-гун кричал на Чултуна, хочет его арестовать за отпущение конвоя китайского ко-миссара, что Доможиров хочет дать сайда под кнут, что они хотят мо-билизовать монголов, грабить китайских торговцев, хотели арестовать всех, кто приехали с Чултуном – российских и китайских торговых старшин, но ни Балдан, ни Доможиров не имеют абсолютно никаких документов, удостоверяющих их полномочия.
Доможирова я нашел в юрте на троне среди 11 молодых людей, из которых троих я знал с плохой стороны: один Субботин, который не хотел идти в отряд Казагранди в Мурэн-хурэ, второй есаул Блохин, который принес разложение в хатгальский (Отряд полковника Н.Н. Каза-гранди некоторое время стоял в поселке Хатгал в Монголии) отряд Казагран-ди, а потом убежал; третий старший лейтенант Панормов из “осведо-миловки” – полуидиот. Когда я выразил свое удивление, что у Д[оможирова] нет отряда, что он хотел брать Улясутай с 11 людьми, что в Хатгале находятся красные, он сконфузился и начал советовать-ся с начальником штаба, очень хитрым астраханским калмыком Алек-сандр. Ив. Заплавным из Урги. Я видел Балдан-гуна. Абрамов очень остроумно напомнил мне картину из “Огнем и мечом” (Роман Г. Сенкеви-ча) – “Богдан Хмельницкий в юрте Тухай-бея”.
Три дня шли переговоры, в ходе которых с помощью Заплавно-го удалось примирение между Домож[ировым] с Балданом и Чулту-ном, и они решили отменить приказ Михайлову разоружить конвой <неразборчиво>, Балдану ехать на Кобдо, а Доможирову – на Дзаин-хан, где надо было мобилизовать до 2000 монголов. Я возвратился вместе с Чултуном его телегой в Улясутай, где Чултун и Михайлов начали ссориться.
с. 74а
Михайлов послал отряд в 50 человек во главе со старшим лейтенан-том Стригиным в погоню за китайским комиссаром и конвоем. Стри-гин разоружил конвой и ограбил караван комиссара. В ходе действий был убит колонист Вас. Алекс. Парамонов, жена которого влюбилась в Стригина, и пострелян один урянхаец. Михайлов и его жена получи-ли часть “военных трофеев”. Оружие взял Михайлов в отряд, даже и 2 пулемета. Чултун протестовал против грабежа, требовал возврата оружия, принадлежавшего монголам, и разоружения, либо отъезда российского отряда, на существование которого он не имеет, будто бы, никаких указаний из Урги. Михайлов отдал немного имущества, немного самого плохого оружия, и сказал, что вскоре вместе с отря-дом уйдет... в Тибет, потому что не хочет работать вместе с Унгерном, который <неразборчиво> не находится в связи с руководящими груп-пами политического центра.
с. 74б
Одним словом, Михайлов, преимущественно действовавший под влиянием своего адъютанта Ник. Ив. Гришкова, не признал барона Унгерна, не зная его политической платформы, и решил уйти вне сфе-ры действий и вне пределов китайско-монгольских споров, в первую очередь, в Тибет (!), с надеждой возвратиться в пределы Советской России воевать против большевиков. По мнению Михайлова и Гриш-кова, с ними должен пойти отряд в 45–60 человек, вооруженных вин-товками и пулеметами, но случилось по-другому.
Чултун упорно хотел, чтобы ему отдали монгольское оружие, взятое у китайцев. Михайлов медлил, но в результате должен был со-гласиться. Был назначен день передачи оружия, но день до того при-была к нам новая группа гостей – полковник Полетико, полковник Филиппов, два подполковника Филипповых и корнет Филиппов (бра-тья). Приехали, как представители центральной бело-офицерской ор-ганизации, направленные для переговоров в Пекин и для формирова-ния отдельной конной дивизии в пределах Монголии,
с. 75а
действующей против красных в Урянхае и Минусинском округе, так как по их словам в мае или июне должно начаться восстание против большевиков. Михайлова назначили начальником улясут[айского] от-ряда, который уже существовал, а начальником дивизии был уже на-значен (документы были подписаны генерал-майором князем Горча-ковым и начальником штаба полковником Виттеном) полковник Ге-орг. Георг. Филиппов, при начальнике штаба Полетико. Мне назначе-но вступить в должность губернатора Западной Монголии. В дивизию должны были вступить со своими отрядами полковник Казагранди, капитан Васильев (Который возле Мурэн-хурэ арестовал Салтыкова, большевика из Цен-тросоюза, который уходил из Улясутая (прим. Оссендовского)), старший лейтенант Иванов (который расстрелял Пузикова и привез в Улясутай жен Пузи-кова и Канина с Тисин-гола, где эта банда убила и сожгла семью Боб-ровых); атаман Анненков, генерал Бакич, партизан Кайгородов и т.д., а сейчас должны были вступить отряды мобилизованных храбрых племен северно-восточной и восточной Монголии, о чем Полетико должен был иметь переговоры с ургинским урядом. Восстание в Мон-голии против китайского захвата и присутствие в Урге барона
с. 75б
Унгерна, о котором приезжие говорили очень резко и враждебно, бы-ло очень неприятно для них. После краткого доклада, данного ими на Бурдукова в присутствии моем, Михайлова и Гришкова, мы были уве-рены, что они приехали как военные агенты Советской России, чтобы всех мобилизованных в Монголии беженцев увлечь в Урянхай, закры-тый с севера красными войсками, а с юга – китайскими из Сонзи, Кульджи и китайского Туркестана, и этим способом ликвидировать беженскую проблему в Монголии.
Мы решили смотреть в оба, в эту компанию не идти и никого не пускать. На следующий день Полетико читал лекцию перед общим собранием жителей-рос[сиян] Улясутая, а вечером – специально на собрании офицеров экипажа и отряда. После выступлений Блохина, Крехно, Абрамова и моего [часть] тех представителей белой органи-зации ушла. Ответы Полетико были неудовлетворительные и часто очень острые, [он] сделал ряд фактических ошибок и, фактиче-ски,
с. 76а
сказал, что не признает Доможирова (хотел его даже расстрелять!) как представителя войск барона Унгерна, который действует “самостоя-тельно” и т.д. Впечатление от обоих выступлений было очень [пло-хое]. Тревога и подозрение увеличивались каждый час, а в этой мут-ной атмосфере агенты Доможирова: Блохин, Панормов, Субботин, второй Стригин, даже несколько оренб[ургских] казаков <неразбор-чиво> вели активную агитацию, и отряд Михайлова совсем распался, так что в Тибет могли бы ехать только Михайлов, Гришков и их же-ны! Это была мерзкая картина дезорганизации и деморализации!
На другой день Доможиров на офицерском собрании потребо-вал арестовать группу Полетико, но тем временем ее защищали, а уже часом позже он сам вместе с Полетико были пьяны и в отличных от-ношениях, [Доможиров] дал ему много денег, хотя <неразборчиво> обвинял его в воровстве золотых монет у него, а Полетико говорил, что Доможиров сказал, что имел от барона Унгерна наказ перейти в Чугучак и уговорить ген[ерала] Бакича вместе с отрядом
с. 76б
идти на Ургу. Мне то же самое, по большей части со стороны военной агентуры в китайских окраинах монг[ольских] и турк[естанских], го-ворил Заплавный.
Я несколько раз говорил в ходе личных переговоров с Доможи-ровым и с Запл[авным] о своем опасении, что участие рос[сийских] войск в вопросе монгольской автономии не ускорит заключения Юриным-Дзевалтовским (Премьер-министр буферной Дальневосточной рес-публики (ДВР)) большевистско-китайского договора, к которому так сильно стремится Москва. Они слушали внимательно, но я не знаю, понравилось ли им это. Впрочем, я говорил то, что чувствовал себя обязанным сказать.
Все эти скандалы углубили развал в отряде, офицеры ссорились или уходили на сторону, не желая вмешиваться в это, солдаты пили и смеялись над офицерами, где ежедневно новое начальство давало но-вые приказы, и один другого не признавали. Блохин прямо при солда-тах говорил, что надо всех старших офицеров положить, даже бить нагайками, а который переживет всех остальных
с. 77а
– того и поставить командиром отряда. Между тем пришел день сдать оружие. Солдаты бросились к складу, расхватили все, грозили Ми-хайлову арестом и т.д. Доможиров молчал и не выступил против сол-датского своеволия. Михайлов и Гришков устранились. Власть авто-матически была у Доможирова, который однако, ожидая подтвержде-ния полномочий из Урги, официально не выступал, но назначил под-полковника Шевелева Александра Ив. начальником команды и отря-да, а Полетико – комендантом (!).
Отношения с Чултуном прекратились полностью. Он ловил по-сыльных Доможирова, снял уртоны (Почтовые станции.), не давал зары (Документ на бесплатную смену лошадей на уртонах), не согласился ни с од-ним приказом рос[сийской] власти, по городу кружили вести, что монголы будут насильно разоружать россиян, что китайцы призывают красных, что агитируют среди монголов против россиян и т.д.
В этот безнадежный момент пришло
с. 77б
мне и Сиорпасу (О.И. Сиорпас – атаман Урянхайского казачьего отдела) письмо от полк[овника] Казагранди, даже приказ начальнику команды о мобилизации всех колонистов с 18 до 45 лет и монголов и о посылке их уртонами в Дзаин-Шаби или Ван-хурэ, о собирании оружия, седел и т.д. Казагранди подписался как начальник отдельной конной брига-ды войск ген[ерала] барона Унгерна (“Начальник отдельной конной брига-ды войск ген. Барона Унгерна” в ориг. по-русски). Меня и Сиорпаса он при-глашал приехать к себе для обсуждения разных проблем политическо-го характера.
Доможиров молчал и был очень неприятно удивлен тем, что в письме не было ни одного слова о нем. Мы с Сиорпасом решили уе-хать на следующий день, но вдруг приехал посланник от Казанцева, простого казака, избранного во время ухода из <неразборчиво> ко-мандующим казачьей радой. Это тупой, необразованный и упрямый хам, который был дезертиром из хатгал[ьского] отряда Казагранди. Сейчас он ехал от Унгерна и Богдо-хана с оружием, серебром, и при-казал
с. 78а
атаману Сиорпасу ждать себя в Улясутай. Когда приехал, он был очень помпезный и загадочный, не хотел ни с кем говорить, назначил себя начальником команды и отряда, Шевелева – комендантом, Поле-тику выбросил с должности, а потом признал белую организацию и направил в ее штаб 3 офицеров; Михайлова назначил командиром не-существующего монгольского конного отряда, а потом арестовал – хотел, говорят, расстрелять, но отпустил, адъютантом назначил Крех-но; Доможирова не признал, приказы Казагранди признал как “само-действующие”, и стал правителем в Улясутае; в помощь себе взял Си-орпаса, и как интенданта – старого полковника Лаврентьева (К.И. Лав-рентьев оставил мемуары (см.: Кузьмин, 2004(1))).
Удивление всех офицеров и колонистов от этой новой фигуры в таком маленьком Улясутае увеличивалось, и в то же время в отряде увеличивался распад. “Все Жомини (А. Жомини (1779–1869) – генерал, ав-тор работ по военной истории, тактике и стратегии) да Жомини, а о водке ни полслова?” (Что в кавычках – в оригинале на русском языке)
с. 78б
– говорил я, слушая сказки Казанцева о “нашем Урянхае”, о “много-страдальном Казанцеве”, “о <неразборчиво> гаданиях освобождения Кашинского уезда Рязан[ской] губ[ернии] от советской власти (Что в кавычках – в оригинале на русском языке)”. А где Россия? Где работа в пользу освобождения умирающего, борющегося народа? Хотя Сиби-ри, но не паршивого Урянхая с паршивыми идиотами Казанцевыми, пьяницами и эксплуататорами Бяковыми и буржуями Железновыми, Сиорпасами и т.д.
Я уехал 13 апреля один, взявши с собой господина Ст. Шима-новского. Мы ехали уртонами, падали с лошадей, но на 6-й день прие-хали в Дзаин-Шаби. Мы задержались согласно с письмом Ник. Ник. Нефедьева в фирме Швецовых, где нас очень мило принимали Степ. Викт. Зубакин, Андр. Ник. Барботт де Марни. Первого дня нанес ви-зит и дал хадак местный гэгэн (в форме фантастического казака), ис-кренний русофил. На второй
с. 79а
день он снова приехал, я подарил ему хадак и <неразборчиво> прибыл с первым хубилганом (перевоплощенец (“Перевоплощенец” написано по-русски), как и он) – маленьким мальчиком в возрасте 12–13 лет. На следующий день он уехал к Казагранди, который был в Ван-хурэ, и куда я послал письма с посыльным.
22.04 я читал лекцию о большевизме в Дзаин-Шаби на р. Урт-Темир в присутствии лейт[енанта] Осипа Ерем. Сербенко, которого знаю с Хатгала. 23.04 был у меня с визитом второй хубилган (Худзи-лама) (Худзи-лама Батор-сум-хубилган (прим. Оссендовского)) – очень благоразум-ный и начитанный молодой человек в возрасте 25–26 лет, потом гу-бернатор Шаби, который пригласил меня посмотреть хурэ (губерния – хошун, район – аймак, а равный аймаку духовный округ – шаби). Ша-би-хурэ имеет до 2000 лам; здания в большинстве в тибетском стиле, бэйлэ – часть, где стоял богдо, окружена желтой стеной; в скале выби-ты изображения (барельефы) богов, выложены из камней святые над-писи. Местность красивая,
с.79б
богатая лесами, реками, животными и птицами. Китайский форт, раз-рушенный россиянами в марте того года, где защищались хуазы и <неразборчиво> убили капитана Барского (командира) и одного коло-ниста. Российские здания белые, светлые и радушные. Дворы широ-кие, окруженные высокими заборами из толстых стволов. Китайские казематы имеют двойные защитные заборы с промежутками между ними. Мужчин здесь нет, все мобилизованы. Хорошо, что китайцы испуганы!
“Пункты соглашения, происходившего 25–28 марта 1921 г. между монгольскими и китайскими властями в г. Улясутае в присутствии иностранных свидетелей, и подписанного 27 марта (С этой фразы и далее соглашение написано по-русски).
1. Китайские республиканские власти в Улясутае на основании мирных соглашений с монгольскими властями Улясутайского округа возвращают последнее оружие, взятое у монгольских властей, в коли-честве
80а
30 трехлин[ейных] винтовок, 59 берданок, 6 карабинов, 56 860 патро-нов, 4 ящиков патронов, 12 шашек и 6 штыков, за исключением 52 ружей и 18 800 патронов, отправленных в Урянхай по приказанию китайских властей в Урге, причем китайским комиссарам выдана рас-писка, на основании коей Правительство Монголии, по своему усмот-рению, будет иметь переговоры с Правительством Китая.
2. Монгольские власти согласились на почетный пропуск китай-ского комиссара с чинами комиссариата и с его конвоем при оружии до китайской границы, причем монгольские власти принимают меры для содействия в безопасном продвижении экспедиции по территории Монголии.
3. Китайск[ий] комиссар торжественно заявил, что он принял клятву от солдат своего конвоя в том, что они пройдут по территории Монголии, никому не причиняя вреда, за что ручается китайский ко-миссар, который не остановится перед принятием самых суровых мер к нарушителям законов.
4. Китайский комиссар торжественно заявил, что ручается за то, что доведет свой конвой
80б
без всяких столкновений с монгольским населением, так как ки-тайск[ий] комиссар ценит миролюбивое настроение монгольских вла-стей и желает устранить всякую возможность нарушения добрососед-ских отношений между Китаем и Монголией.
5. Впредь до получения точных приказов от Ургинского мон-гольского правительства управление делами в Улясутае переходит к представителям монгольских властей при участии избранных пред-ставителей от русского и китайского обществ под председательством монгольского князя для дружеской защиты жизни, имущества и об-щих интересов монгольских, русских и китайских граждан в Улясу-тае.
Подписали кит[айский] комиссар в Улясутае
Ван-Цзао-Цзюн
Зав. иностранным отделом кит[айского] комиссара
Фу-Дин-Син
Монгольский сайд Чултун-Бэйлэ
Джангийн-Чжап-Ван
Лама-Чжап-Гун
Русский торг[овый] старшина Дадочкин
Китайский торговый старшина Баин-Тордхун
Монгольские князья, прибывшие из дальних хошунов (два чело-века)
Свидетели-иностранцы – проф. Оссендовский (пол[як])
гун Блонский (пол[як])
рум[ынский] под[данный] Шрейер
<неразборчиво>
Губернатор Шаби-Шанцзотба.

to the library | номын сан руу | в библиотеку