3. О боевом использовании Калмыцкого Кавалерийского Корпуса
Начатое в конце 1942 года отступление немецких войск на Дон стало для калмыков при этих обстоятельствах вполне понятным потрясением.
Их доверие силе немецкой армии и уверенность в становлении национальной государственности в родной степи толкнули их на борьбу на стороне немцев и к дружеской поддержке немецких властей.
И теперь они вдруг увидели, что немецкой власти не удалось покончить с советским режимом.
То, что соотношение сил постепенно стало склоняться в пользу Красной Армии, уже не было секретом, и было быстро замечено населением.
В этом плане оставление Халхуты в ноябре 1942 года было примечательным событием: Оставление Халхуты практически означало окончательный отказ от проведения планируемой операции "Цапля" - захвата Астрахани - признание собственной слабости, которое со страхом было воспринято калмыками.
Хотя в их вооружённых формированиях не было заметно абсолютно никаких признаков паники, и добровольцы производили спокойное и хладнокровное впечатление, тем не менее немецкие власти сразу были поставлены перед вопросом о дальнейшем сотрудничестве с монгольскими союзниками.
Надёжность калмыков, которые до сих пор оказали немцам более чем ценные услуги, естественно не ставилась под сомнение. Тем не менее в штабах существовало сомнение, в какой мере можно из добровольцев, которые теперь вынуждены оставить свою родину, сформировать постоянные воинские части, способные действовать в рамках военной необходимости.
Для доктора Хольтермана, который до сих пор направлял и координировал работу с ними, калмыки были воинами степи, к тому же их было возможно использовать на берегах Азовского моря.
Когда же они в начале мая 1943 года "при полном игнорировании обстоятельств" должны были быть отведены в тыл из полосы действий под Таганрогом, Хольтерманн, согласовав этот вопрос с Доллем и генералом графом фон Шверином, обратился к референту при главном командовании Вермахта профессору фон Рихтгофену, с просьбой оказать содействие, чтобы предотвратить "невосполнимый урон". Рихтгофен обратился в свою очередь к полковнику Гелену - начальнику отдела генштаба сухопутных войск "Иностранные войска на Востоке"; в конце-концов дело закончилось письмом генерала восточных войск при ОКХ, генерал-лейтенанта Хелльмиха командующему группы армий "Юг", в котором настаивалось на том, чтобы пойти навстречу требованиям Хольтерманна и использовать калмыков в соответствии с их способностями.
Как это ни странно, но как и в данном случае, калмыки всегда находили понимание и защитников на самых высоких верхах, собственно, это было главной причиной, почему калмыки в целом всегда чувствовали полную поддержку со стороны немцев и их боевая мораль всегда оставалась безупречной при отступлении по Украине на Запад.
Калмыцкие части, которые в полной мере были "задействованы" командованием 16-й мотопехотной дивизии в силу острой нехватки сил на фронте под Яшкулем уже в ноябре/декабре 1942 года, были поставлены перед необходимостью и в новом году доказывать свою стойкость уже на трудных дорогах отступления.
Вместе с 16-й МПД они ушли на юг через Маныч на участке Кистинская-Киевка, недалеко от Дивного, где они впервые были реорганизованы Доллем.
Калмыцкая часть, первоначально состоявшая из 6 эскадронов, была непосредственно подчинена командиру 444-й дивизии генерал-майору Микуличу, которая в составе группы генерал-лейтенанта Аулеба должна была прикрыть северо-восточный фланг отступающих с Кавказа частей группы армий "А".
При решении этой задачи калмыки играли значительную роль, поскольку они своей разведкой поставляли ценные сведения о положении противника севернее Маныча.
Так, 3 января 1943 года отходящий калмыцкий эскадрон сообщил о продвижении противника до 4-го совхоза, 7 километров северо-западнее от Чикин-Сала, в связи с чем дивизия сразу заняла Сара-Хулсун и укрепила позиции в северном направлении. 13 января 1943 года калмыцкая разведка донесла о продвижении кавалерии противника на Воздвиженское.
Под давлением противника бойцы Долля отошли 18 января 1943 года на позиции под Егорлыком восточнее Сальска, где они вместе с полком казаков Юнгшульца должны были прикрыть от атак противника через Маныч северный участок 444-й дивизии.
Уже через несколько дней, 22 января 1943 года, калмыки получили новое важное задание: Они должны были организовать взаимодействие с 3-й танковой дивизией на участке западнее Белой Глины и прикрыть глубокий фланг дивизии.
(Калмыцкие эскадроны были переданы 27.01.1943 года 3-й танковой дивизии и согласно докладу 40-го танкового корпуса от 29.01.1943 года оставались далее в её распоряжении.)
Число калмыков-беженцев к тому времени настолько выросло, что уже в феврале 1943 года были сформированы новые части.
С согласия 2-го орготдела в генштабе сухопутных войск д-р Долль сформировал из эскадронов усиленный кавполк, состоявших первоначально из трёх подразделений, который был назван в актах по имени своего основателя и командира "Калмыцкая часть доктора Долля", сами же калмыки называли себя "Калмыцкий Kавалерийский Kорпус" - ККК.
Отступление в феврале 1943 года привело ККК в тактическом взаимодействии с 3-й танковой дивизией к Таганрогу, где он был использован под командованием "полевой жандармерии 200" вместе с казачьим полком Юнгшульца для охраны побережья Азовского моря.
(То, что Калмыцкий Кавкорпус зарекомендовал себя к тому времени как надёжная боевая часть следует и из донесения командира "ПЖ 200" полковника Майера, который просил в рапорте командующему 24-м танковым корпусом от 21.03.1943 года оставить за ним руководство по защите побережья, поскольку он уже имеет "хороший опыт и особые отношения в сотрудничестве с калмыцкими и казачьими частями". )
Участок фронта Таганрог-Мариуполь заняла в марте 1943 года 444-я дивизия (с 23 марта 1943 под названием "Охрана побережья"), которая подчинялась генералу танковых войск Нерингу - командиру 24-го танкового корпуса. Калмыки получили под охрану часть побережья около восточной Будённовки, протяжённостью от Еланчика до Рожка (западнее Натальевки), в сумме около 40 км, включая тылы от Грузского до Пудевого на Миуссе.
Штаб Корпуса располагался в Будённовке, штабы подразделений в Обрыве, Седове и Весёло-Вознесенке.
Хотя германско-советский фронт и застыл между Таганрогом и Ростовом, тем не менее существовала опасность прорыва противника с юга по замёрзшему морю. Поэтому по всему побережью на равных интервалах были размещены патрули, а всё побережье контролировала конная разведка.
Наблюдение должно было выйти и на лёд Азовского моря, от которого калмыки весьма благоразумно уклонились под тем предлогом, что, мол, местные рыбаки считают, что лёд в это время не проходим.
В целом, в это время боевых действий почти не было. Работа калмыков сводилась к охранной и патрульной службе, к борьбе с очень редкими в этих краях партизанами, на регистрации взорванного или иного ущерба, охране складов и наблюдению за местными рыбаками. В этом они снискали благодарность командира 24-го танкового корпуса.
(После того, как начальник штаба 6-й армии проинспектировал 30.3.1943 года задействованных на побережье "восточных наездников", 16.4.1943 года калмыцкие и казачьи части посетил командир 24-го танкового корпуса. Инспекция завершилась парадом, командир корпуса Неринг был более чем доволен и распорядился о дополнительном обеспечении солдат Корпуса провиантом и сигаретами "за особые заслуги".)
Относительное спокойствие во время охраны побережья было использовано командованием Корпуса для организационного укрепления и оснащения эскадронов, насколько это позволяла ситуация. Пред лицом снабженческих трудностей, стоило, конечно, немалых трудов заполучить 1000 голландских винтовок, 35000 патронов, грузовики, полевые кухни, часы для командного состава, и прочие совершенно необходимые мелочи.
Особой заботой было к этому времени состояние лошадей, которые к тому времени уже заметно сдали и болели. Калмыцких ветеринаров не было, поэтому в лагерях военнопленных начались поиски русских ветеринаров.
Не лучше обстояло и дело с моральной работой среди калмыков, многие из которых совсем не говорили по-русски.
Уже 8 января 1943 года профессор Рихтгофен сказал, что считает необходимым издавать в эскадронах газету или листовки, которые могли бы помочь калмыкам справиться с тем, что они оставили родину. Газета "Хальмаг", издаваемая в Берлине с весны 1943 года Калмыцким Национальным Комитетом, была в Корпусе к тому времени ещё не известна, и только в ноябре 1944 года появился еженедельник "Халмаг Даяш" ("Калмыцкий Боец"), которую редактировал лейтенант Николай Манжиков, по своей гражданской профессии юрист. В издательстве газеты принимали участие и добровольцы, и целью должно было сделать газету голосом в интересах калмыцкого народа на чужбине.
(С 1944 года действовала радиопередача на калмыцком языке как до этого на русском, украинском,белорусском, армянском, азербайджанском, грузинском, туркменском, волга-татарском, чеченском, карачаевском и осетинском языках. Радио ДХП - 6030 кГц, 49,75 м - говорила по-калмыцки с 00.00 до 00.10)
В апреле 1943 года 6-я армия по меньшей мере обеспечила поставку музыкальных инструментов, игр и "подобного бытового материала".
В конце апреля 1943 года Калмыцкий Кавкорпус, который вырос уже до четырёх подразделений, был освобождён от патрулирования побережья и переведён из подчинения 6-й армии в группу армий "Юг".
Через Мариуполь, Запорожье, Никополь он попал в начале мая в окрестности Днепропетровска, где Корпус до осени 1943 года нёс охрану стратегических железных дорог по обе стороны Днепра под командованием начальника "Полевой команды 397" генерал-лейтенанта Шартова. Штаб Корпуса размещался в Кривом Роге (с августа в Днепропетровске-Диевка), штабы подразделений - в Долгинцево, Пятихатки, Апостолово и Сурское-Михайловка.
Один из сохранившихся докладов д-ра Долля за время от 3-го июня до 14 июля 1943 года даёт представление о деталях охранной службы калмыков и их методах борьбы с партизанами.
Так, в эти недели удалось предотвратить опасные диверсии на станциях и подрыв крупного железнодорожного моста около Весёлые Терни, причём очевидно, что калмыки не стеснялись в выборе средств в борьбе с диверсантами.
Но тем не менее речь идёт лишь о пленных партизанах и других подозрительных, которые позже были переданы соответствующим органам (полиции по охране ж/д, жандармерии, гестапо, в одном случае СД).
Калмыки полностью оправдали возложеное немцами на них доверие по охране стратегически важных военных обьектов вокруг Кривого Рога и поздней осенью 1943 года они впервые получили отдельное задание на проведение самостоятельной наступательной операции на фронте.
К этому времени группа Шёрнера, конкретнее - группа частей 40-го танкового корпуса, находившаяся с 26.12.1943 года в распоряжении 4-го армейского корпуса, вела бои на плацдарме под Никополем-Марганец на Днепре с целью не дать противнику возможности блокировать группировку немцев в Крыму.
Рокадные дороги этой армейской группы, втянутой в жестокие бои с противником, вели через Днепровские Плавни - труднопроходимые болотистые и лесные чащи, в которых действовали мощные, хорошо вооружённые и строго организованные партизанские отряды.
Парашютный десант под руководством майора Кирпы придал этим партизанам организационную поддержку. Около 450 бойцов под командованием подполковника Ткачёва располагались лагерем южнее местечка Грушевский Кут в районе Апостолово и находились на постоянной радиосвязи с начальником особого отдела 50/53 штаба Южного фронта под командованием полковника Субронова (кличка "хозяин").
Немцы, которые хорошо были информированы о происходящем, отчасти благодаря хорошо поставленной разведке отряда гестапо 721, разведгруппы 201 и данным, которые сообщил уже попавший в плен и склонённый к сотрудничеству майор Кирпа, контролировали этот регион и обьявили всю долину южнее Марганца запретной зоной.
(О дальнейшей судьбе майора Кирпы в актах ничего не сказано. Он был допрошен начальником местного гестапо фельдфебелем Шпехтом, и согласно показаниям, его задачей было не столько организация партизанского движения, сколько создание плацдарма под с. Ушкалька для обеспечения переправы через Днепр частями Красной Армии. "Отделение гестапо 721, филиал Никополь, протокол допроса партизанского командира Кирпы Ивана Викторовича, 8.11.1943 года, из документов 40-го танкового корпуса).
Был составлен план по окружению партизанского лагеря, но ни 17-й армейский корпус, ни группа Шёрнера не имели лишних сил для активных действий против партизан.
Такой была ситуация, когда эта задача была поставлена перед солдатами Калмыцкого Корпуса.
По приказу генерала Ранфта, командующего тылом, которого попросил о помощи командующий 6-й армией, в конце ноября 1943 года к операции приступила "Калмыцкое соединение д-ра Долля" с целью очистить от противника тылы 40-го танкового корпуса.
Первые операции начались 2 декабря 1943 года при участии около 1000 солдат из 3-го подразделения по командой Абушинова.
Во взаимодействии с отрядом полевой жандармерии "440" четыре конных эскадрона и один разведэскадрон прочесали болотистые леса к югу от с. Гришевский Кут, при этом им удалось ликвидировать один из партизанских лагерей. Партизаны потеряли много людей убитыми и пленными и много боеприпасов. Несколько подобных операций в начале декабря были лишь началом для более масштабной операции в регионе Грушевский Кут - Маринское - Бабино - Ушкалька, в которой кроме 3-го подразделения под командой Абушинова приняло участие и 1-е подразделение под командой Шильгирова.
План операции был установлен Доллем при участии капитана Мюнстера из отряда полевой жандармерии и был одобрен в штабе 40-го танкового корпуса.
Тем не менее 10 декабря 1943 года ознаменовалось неудачей, поскольку партизаны, предупреждённые разведчиками, быстро уходили в леса, спасаясь от эскадронов. И только на следующий день 11 декабря 1943 года был обнаружен партизанский лагерь между с. Тёмная и Днепром.
Калмыки взяли много пленных и добычу в виде скота.
Операции продолжались с переменным успехом до 21 декабря 1943 года, и потом были прекращены.
Окончательное успокоение Плавней не представлялось возможным, поскольку партизаны "опирались на поддержку местных жителей" - как это подчеркнул в своём докладе Долль 13 декабря 1943 года.
Тем не менее, в тылах 40-го танкового корпуса стало значительно спокойней, что с благодарностью восприняло командование.
По поручению командующего, офицер штаба корпуса майор Кандуш наградил орденами и медалями 23 декабря 1943 года 54 солдат и офицеров Калмыцкого Корпуса.
В боевом журнале 40-го танкового корпуса отмечается "храброе и решительное поведение 3-го подразделения Калмыцкого соединения д-ра Долля, которое в тяжёлых условиях действовало уверенно и энергично несмотря на собственные потери".
В связи с операциями в районе Никополь - Кривой Рог и особенно с боями в "Днепровских Плавнях" у деревни Кут советские историки выдвигают обвинения против калмыков в связи с их акциями против "мирного населения".
Но если поднять документы о тех событиях и об участии в них калмыков, то поголовное обвинение калмыцких солдат не выдерживает критики.
О массовых акциях против населения не може быть и речи, даже д-р Долль вынужден был доложить 13 декабря 1943 года, что лишь небольшая часть местного населения является действительно партизанами, большинство же местных жителей просто скрывалось в лесах от боёв и стрельбы.
Т.е. даже в самых тяжёлых условиях делалось различие между мирным, запуганным населением и активными партизанами.
Действия калмыков многократно преподносятся как жестокие и безжалостные.
Сомнений нет, таковые тоже имели место.
Но один из бывших солдат Калмыцкого Корпуса вспоминает только об отдельных случаях, что касается репутации всего Корпуса, то тут он вспомнил поговорку, что "одна ложка дёгтя портит бочку мёда".
(О жестокости калмыков, известной со времён старых войн упоминает, например, и профессор Б. Бергманн, один из первых историков, который проводил этнографические исследования в Калмыкии по поручению "Русской Императорской Академии Наук":
"Европейцы находят в калмыцком характере склонность к жестокости, которая возмущает любого человека. Но кто хоть раз бывал в калмыцких кибитках, тот вспомнит лишь вежливое и нередко даже любовное приветствие. В Семилетней войне калмыкам для запугивания противника приписывался даже каннибализм - калмыцкие старики и сегодня хихикают, когда вспоминают ужас, который они вызывали у пруссаков, и именно благодаря этому обстоятельству, считают они, мир был так быстро и скоро заключён прусским королём ... Естественно, что бессмысленные жестокости непростительны, но при чём здесь именно калмыки, если грубость и злоба свойственны на войне всем народам?")
Справедливо, наверно, заметить, что боевой дух калмыков не превосходил и даже далеко уступал в своей безжалостности бесчеловечной партизанской морали.
Это отражено и в довольно высоком числе взятых ими в плен.
(Это справедливо и для времени, когда ККК действовал ещё в своих родных степях, как подтверждает Хольтерманн, они быстро ликвидировали русские партизанские и шпионские группы, но многих брали и в плен.)
Например, за время с 20 февраля по 7 марта 1943 года, когда калмыки несли охрану берега на Азовском море, согласно сообщению полевой комендатуры "200", ими было убито 10 диверсантов и взято в плен 30. В том числе и в Плавнях калмыки взяли в плен до 12 декабря 1943 года 51 партизана, в боях же погибло 50 партизан. 13 декабря 1943 года д-р Долль докладывает об ОДНОМ погибшем партизане и 32 пленных.
"Безжалостных" солдат Калмыцкого Корпуса просто не было.
Сохранившиеся доклады и рапорты о боевых действиях калмыков подтверждают, что и они могли быть в высшей степени великодушными и снисходительными.
Офицер штаба 40-го танкового корпуса майор Кандуч помнит эпизод:
Он спросил майора Абушинова, где, мол, пленные, которых надо бы допросить?!
Майор Абушинов задумался, покачал головой и сказал, что когда калмыки воюют с русскими, пленных не бывает, по меньшей мере так было последние 500 (!) лет ...
предыдущая | в содержание | следующая
to the library | номын сан руу | в библиотеку